Он сказал «МК»: «Я считаю, что это не правительственное, а народное кино»
Неделю назад состоялась премьера полнометражного фильма «Крым» Алексея Пиманова. Проходила она в Кремле. Уже сам этот факт вызвал шумную реакцию. Фильм стал лидером проката в первую неделю релиза. Кто-то благодарит авторов за их работу, само название которой будоражит умы. Кому-то не нравится идея и результат. Об этом мы и поговорили с режиссером, который честно ответил на все вопросы.
фото: кадр из фильма
— Жалко, что вы фильм не смотрели, потому что он сразу мозги ставит на место. Многие думали, что это пропаганда, а фильм про любовь.
— Что вас сподвигло снять «Крым»? Вам же понимали, что вас неминуемо обвинят в пропаганде и участии в предвыборной кампании?
— Так говорят в основном те, кто кино не видел. Я очень рад, что мы целую неделю были лидерами проката. Люди на это кино пошли, и я им за это очень благодарен. В то время, когда в Крыму происходили судьбоносные события, я как раз там оказался и видел такие эмоции, которые мне никогда не забыть. Я понял, что люди переживали в тот момент, когда полетел Гагарин или 9 мая 1945 года. И мне захотелось именно про это сделать кино. А это сложно, и самое главное было как раз не скатиться на уровень пропаганды. Мы взяли двух героев — киевлянку и севастопольца — и сделали их личную историю. Да, у нас много экшена, есть эпизоды, основанные на реальных событиях, но самое главное — история двух влюбленных, то, что любовь важнее любой политики. Все, кто это кино смотрят, говорят: «Пошла эта политика, знаете куда…». Надо звонить друг другу, любить друг друга. После просмотра зрители плачут, говорят, что не ожидали увидеть антивоенное кино, рассказывающее о том, что политика не должна разлучать людей.
— Уже само название «Крым» вызывающее в том ситуации, в которой все мы оказались.
— Конечно, и мы намеренно так назвали картину. Я же человек рисковый. Считаю, что если уж живешь один раз на свете, ничего не надо бояться, если считаешь, что ты прав. Своим фильмом я не разлучаю людей, а соединяю. Зрители в шоке выходят после сеанса, потому что кино о том, что нельзя предавать свою любовь. Я говорю о нормальных людях. Сначала фильм назывался «Княжество Феодоро». Потом решили назвать его «Крым». Не могу одного понять: почему я в собственной стране, которую люблю и обожаю, в которой вырос, родился и пригодился, не могу снять кино про то, что меня сильно волнует? Я считаю, что то, что не дали убить десятки тысяч людей — это величайшее достижение русских и украинских мужиков, которые не развязали там войну. Про это кино.
— Возникали ли проблемы при формировании съемочной группы? Все ли соглашались с вами работать?
— Не буду скрывать, что были актеры, у которых родные на Украине. И они очень боялись, что им отомстят. Они честно говорили, что хотят сниматься, но не могут это сделать, поскольку такая ситуация. Я с пониманием относился к их словам, обнимал и говорил: «Ребята, все понимаю, но мы это кино сделаем».
— Теперь вы попадете в черный список, в Украину вас не пустят.
— Я в нем с марта 2014 года. Поверьте, на моей жизни это никак не отразилось.
— Нечего терять?
— А что терять? Поездки на Украину? Я туда не собираюсь, пока там правят сумасшедшие.
— Вы снимали частную историю, а помпезная премьера проходила в Кремле. Зачем? Вы правительственный, государственный режиссер?
— Нет. Мы это сделали только потому, что желающих попасть на премьеру было около 25 тысяч. А единственный зал в Москве, где можно проводить премьеры, вмещает полторы тысячи человек. Поэтому было принято решение взять большой зал. Кроме того, мы подумали о том, что кино про самую болевую точку, которая есть сегодня, надо показать именно в Кремле. Мы не вкладывали в это никакого государственного смысла. Я считаю, что «Крым» — не правительственное, а народное кино.
— Вне зависимости от результата вы зведомо подставляли себя под удар.
— Я всю жизнь себя под удар подставляю, потому что у меня есть своя жизненная позиция. Она часто не совпадает с крайне-либеральными взглядами, хотя у меня много друзей среди либералов. Но мы, слава богу, можем спокойно разговаривать и слышать аргументы друг друга. Мои друзья-либералы — очень умные люди. Я их уважаю. Даже тех, кто ходил на Болотную. Я понимаю, почему они туда ходили. Поверьте, мы очень спокойно с ними разговариваем. А оголтелая критика с левого или правого края меня не очень волнует. Я всегда считал, что у меня есть прямой контакт со зрителем. Я приучил себя, начиная с 90-х годов, к тому, что я в программе «Человек и закон» выхожу напрямую к зрителю. И он меня либо смотрит, либо нет, принимает мою позицию или не принимает. Ему плевать на то, что кто-то там напишет на мелком сайте или в мелком издании. Он либо верит Пиманову, либо нет. Тоже самое с нашим кино. Мне совершенно все равно, что будет писать о нем какая-то небольшая прослойка людей, которые меня ненавидят по определению, причем, уже много лет. Пусть ненавидят.
— В процессе съемок менялась ли концепция фильма?
— Сначала была идея снять историю о том, зачем провели эту знаменитую операцию. Я знаю подробности и то, что решение было принято, чтобы не дать разгореться гражданской войне. Почему крымчане с таким интересом смотрят наш фильм? Да потому, что были уверены, что война будет. Почему многие пожилые люди, когда вертолеты пошли над Крымом, встали на колени? А потом мы поняли, что кино должно быть примиряющим. Теперь уже можно сказать, что оно заканчивается реальными разговорами русских и украинцев по телефону. В этот момент зал, как правило, замирает и начинает плакать. Какой может быть реакция, когда сын звонит матери и спрашивает: «Мамочка, я тебе лекарства выслал, как твои ножки?». А она отвечает: «Я на Днепр ходила, погуляла, ноги болят. А ты сам-то когда приедешь?». Сын говорит: «Я приехать сам не могу, потому что не пускают». Или брат в ответ на звонок сестры бросает трубку: «Это не ты. Я тебя не узнаю». А дедушка говорит внучке: «Ты когда приедешь? У меня же юбилей. Я всех хочу собрать». Я изначально делал фильм под этот финал. Меня все спрашивали, каким он будет. Но я не мог рассказать, скрывая главную тайну фильма. А она — в этих разговорах. Мы все делали ради этого, чтобы в конце люди заплакали не потому, что идет война, а потому что нас всех как баранов «развели» определенные люди и структуры. Уж извините за уголовный сленг. Нельзя жить в состоянии вечного конфликта, обид и войны. Надо через это переступить. Про это кино. Так что концепция наша поменялась.
— Вы могли бы показать фильм в Украине?
— Это невозможно. Мы забросили туда обращение, понимая, что нынешняя украинская власть все сделает для того, чтобы картину там не увидели. Но в интернете кино рано или поздно появится. К нам на премьеру в Севастополь и Симферополь приезжали киевляне. После фильма у них руки дрожали. Они говорили: «Это не то, что мы ожидали». Среди них был человек, который меня потряс. Он вышел из зала, зашел в дальний коридор и прижался лбом к стене. Это кино обостряет ощущение того, что мы все куда-то не туда идем.
— Премьера в Крыму прошла после московской?
— До московской. Мы обязаны были показать фильм в Крыму. Мы там снимали. Даже наши недруги пишут, что увидели потрясающие крымские пейзажи. Это очень красивое кино с прекрасной операторской работой народного артиста России Владимира Климова. Он тоже душу вложил в картину. Сходите, посмотрите.
