«Сказка о рыбаке и рыбке» — это притча о том, что каждый в финале жизни приплывает к разбитому корыту (к которому уверенно держал путь на протяжении бытия). Ворчливая Старуха — Рок, Фатум, Судьба (как и навеваемые ею беспрекословно исполняющиеся запредельные желания): схлынет обман, развеется флёр, канут миражи — дворцов, богатств, столбового дворянства — и останешься один на один со Смертью, костлявой теперь уже не обманщицей, а процентщицей, которая пришла взимать по счету за оказанные услуги. Все победы предстанут пирровыми. Заберет — избу, одежду, последние крохи. Вот, оказывается, кто был постоянно рядом — не сварливая дура-жена, а твоя Погибель. Ну, и много ты наудил в житейском море? Много выгадал?
Кирпич на голову
Будем исходить из того, что случайного не бывает. Михаил Булгаков устами Воланда (не без претензии на всеобъемлющесть) сформулировал: даже кирпич просто так на голову не упадет.
Ну а если взглянуть шире (хотя — куда уж шире — касательно кирпича): посреди хаоса, неразберихи мировой политики, бессмысленных (или по-человечески убого осмысленных) войн, уносящих миллионы жизней, сломанных судеб целых поколений — то есть посреди всегдашней трагической реальности — утвердилась, рядом с жестокостью и утлостью, устойчивая экзотика, жемчужина внутри раковины, притулился заповедник, ботанический сад, где расцветают диковинные произведения — Достоевский, Чехов, Пруст, Джойс, Толстой, Андерсен, Сол Беллоу… Порой забравшиеся в сад негодяи пытаются эти растения выжечь, выкорчевать, угробить, но поросль не сдается и торжествует.
Зачем она нужна? Почему возникла?
Мы условились: случайного не бывает. Значит… Наличие этой духовной роскоши продиктовано необходимостью. Какой? Эти растения — преобразователи углекислого газа, машинных выхлопов в живительный кислород? Они — промокашка, впитывающая беды? Они — целебные травы, которые надо научиться применять?
Волшебные галоши
Мудрость (или лукавство?) Андерсена и его замечательного интерпретатора — Евгения Шварца — в том, что не дописывали сказки до исчерпанности.
Вообразите продолжение «Золушки». Вышла замуж за принца (преодолев сословные разграничения). Что дальше? С ее-то комплексами и неуверенностью в себе… Истерзает мужа капризами почище пушкинской старухи, никакие золотые рыбки не вытерпят ее претензий. Сведет счеты со свекровью-королевой, с собственной мачехой и сестрами — в стиле сталинской борьбы с врагами народа и подкулачниками. (Если была кроткой тихоней без амбиций — не поехала бы на бал во дворец.) В стране начнутся репрессии. Место таких золушек — не на троне, а у закопченного очага, под пятой распорядительной повелительницы-мачехи.
Кай и Герда отвоевали любовь у Снежной королевы. А дальше? Досочини Андерсен финальный, итоговый аккорд, исчезнет мечтательное очарование. Что ждет влюбленных? Утлый быт? Измены? Домашнее насилие?
В недосказанности — больше простора и надежды, чем в скрупулезном протоколировании подробностей. Тесные ботинки (вспомним андерсоновские волшебные галоши) жмут.
Золотой таракан
Если бы не было Евгения Шварца и его «Телефонной книги», мы бы не узнали, что художник Альтман раскрашивал сновавших по его мастерской тараканов в разные цвета, в том числе — золотистые. «Пусть тараканиха удивится».
Ну, не узнали бы мы о такой экзотической странности — что страшного? Жили бы, не зная: можно отвратительных (на вид) насекомых не прихлопывать, не травить, а преображать. А зачем нам, не художникам, не имеющим под рукой красок, такое украшательство? Какая от него практическая польза? Проще применить яд. Но представьте: носятся взапуски по кухне не враги, не разносчики инфекции, а веселенькие искорки…
В Индии есть храм, где созданы райские условия для крыс, им не подсыпают отраву, не изводят битым стеклом.
Композитор Балакирев выпускал (а не давил) пойманных клопов. Его признали душевнобольным. Чехов выпускал пойманных мышеловкой узниц в сад. Вот какие удивительные бывают люди. Творческие — не в смысле принадлежности творческим профессиям, а в плане сотворения другой, чем известная нам обиходная жизнь. Даже если таких странных людей нет поблизости, но знаем, что они были, — веселее, теплее, оптимистичнее преодолевать безрадостное (как правило) поле бытия. В их мире гораздо приятнее, уютнее, интереснее жить.
Участь Колобка
Литература — всегда обобщение, концентрация опыта, характеров, судеб, мыслей.
Убийство литературного, киношного, театрального персонажа — крайняя, исключительная мера, а никак не расхожесть. Хорошо понятны логика и мотив убийства Кинг-Конга: огромной обезьяне нечего делать посреди цивилизованного города небоскребов (а если не везти туда гигантскую гориллу, то и сюжет не выстроится, не получится). В то же время расстрел страшного, но симпатичного зверя вызывает у зрителя сочувствие к беззлобной твари, а сочувствие — ходкий товар, который на ниве искусства высоко котируется. Короче, участь бедняги (как и «лишнего человека» в русском обществе) изначально предрешена.
Объяснима и гибель порожденного извращенной фантазией деда и бабки Колобка — не мог он бесконечно кататься от зверя к зверю, изобретая все новые способы утекания — повторяющаяся канитель рано или поздно наскучила бы слушателю и читателю.
Иное дело, если убийство персонажа несет дополнительную философскую, социальную, символическую нагрузку. Когда в финале «Эры милосердия» (известной по сериалу «Место встречи изменить нельзя») Жеглов стреляет в убегающего Виктора Павлова, Шарапов-Конкин осознает тщету своей «честной незамаранности» и бессилие данного им слова (и вообще человечности и порядочности) перед произволом слепой безрассудной упертости, не входящей в тонкости высоконравственных отношений. Наглядно торжествуют порочные методы, коими Жеглов-Высоцкий насаждает «правильность», — вспоминаются бумажник, подброшенный им в карман Кирпича-Садальского, насмешки над интеллигентным Юрским, цинизм в обращении с дамочкой легкого поведения по кличке Облигация.
Читайте умные книги, смотрите умные фильмы и усвоите (сверяясь с собственным опытом) правоту изложенных типографским шрифтом и ухищренными авторами истин: победитель не получает ничего, а поле битвы всегда остается за мародерами.
Вот, оказывается, какие глубины психологии может разверзнуть смерть вымышленного персонажа.
Ключ к успеху «Джокера»
Почему невозможно сегодня всерьез — а не пародийно — написать «Идиота» Достоевского, «Анну Каренину» Толстого? Потому что коренным образом изменилась психология восприятия жизни. После миллионов сожженных в крематорских концлагерных печах узников, после унесших тысячи жизней железнодорожных и авиационных катастроф (и взрыва башен Торгового центра в Нью-Йорке), после семизначных цифр, которыми исчисляются любовники звезд шоу-бизнеса и о которых никто не стесняется заявлять, — какие Анны или Настасьи Филипповны потрясут воображение!
Вот, к примеру, завоевавший высшие кинематографические награды «Джокер». Скучно ведь вывести на всеобщее обозрение утлого человека-бутерброда с его мелкими бытовыми проблемами. Нужен — злодей, серийный убийца, маньяк, новый Ганнибал Лектор… Назрело произвести аналогичную метаморфозу с упомянутым Колобком. Эка невидаль — укатиться от деда с бабкой. Нет, он должен их порешить! Потом — Зайца, потом — Волка, потом — Медведя. Распалясь, Колобок является на встречу с коварной лисой в шубе из волчьего меха. Это будет всем сказкам сказка!
Источник: https://www.mk.ru/social/2020/02/28/kovarnaya-reinkarnaciya-zolotoy-rybki.html
